10.12.2015

Человек – эпоха. Человек – история

10 декабря в РГГУ прошла конференция, посвященная Евгению Рейну – поэту, прозаику, другу и знакомцу Ахматовой/Бродского/Довлатова/Слуцкого/Окуджавы/Тарковского и пр.пр.пр. Человек, которому Бродский посвятил «Рождественский романс»: «плывет в тоске необъяснимой / среди кирпичного надсада / ночной кораблик негасимый / из Александровского сада»... Нельзя упускать того, которому было посвящено это стихотворение, нельзя упускать возможность увидеть и услышать человека, который связывает разные эпохи, разных людей, разную литературу... и, вы подумайте, кем связывает... – собой. 

29 декабря Евгений Борисович отпразднует свое восьмидесятилетие, к юбилею и была приурочена конференция. На ней присутствовали писатели, доценты, близкие люди Рейна, в общем – ценители его творчества. Атмосфера была камерной, что особенно ценно, потому что такая традиция, к сожалению, уходит в прошлое.


Началось все с докладов аспирантов и магистров двух ВУЗов – РГГУ и МГУ. Обсуждалась стилистика стихотворений Рейна, смыслы его текстов, его диалоги с Довлатовым, история дружбы с Бродским. Все доклады были интересными и познавательными, но особенно интересно было наблюдать реакцию самого Рейна на них: он с удовольствием комментировал, хвалил, давал советы, рассказывал истории. То и дело возникало ощущение «протянутой руки» – живая связь разных поколений, разных эпох и разных судеб. За круглым столом обсуждалась советская цензура, отношения с другими поэтами и история стихотворения «45» («Маме»).

К слову о цензуре и о вызовах в Большой дом (Литейный, 4 – ленинградский аналог Лубянки, КГБ): Рейн отметил, что, на удивление, его вызывали всего однажды, несмотря на то, что он имел тесную связь с иностранной литературой и ее авторами.


На встрече речь также зашла о музыке – как о ключевом источнике вдохновения в те времена. Евгений Борисович рассказывал про репродукторы – «черные тарелки», которые работали круглосуточно, о своих походах в филармонию и о пластинках в 78 оборотов. Но главное о том, как ему удавалось добывать пластинки бесплатно: «Было множество пунктов утильсырья, и достаточно было дать бутылку водки любому работнику, как он обеспечивал тебя любой пластинкой. Когда уезжал Бродский, он подарил мне свои пластинки, коллекцию джаза. Когда уезжал Евтушенко, он подарил коллекцию пластинок шансона, который тогда мне нравился. Вообще, музыка была отличным источником вдохновения. Для всех».

После доклада о поэтике стихотворений Рейна и Бродского, Евгений Борисович вспомнил одну историю, связанную с Пастернаком и семьей Ардовых: «Когда-то Виктор Ардов рассказал мне историю, больше похожую на анекдот, но она стала для меня одним из главных уроков жизни. До Ордынки Ардовы жили в писательском доме в Лаврушинском, по соседству с семьей Пастернаков. Примерно в одно время у них родились сыновья: у Ардовых – Михаил, а у Пастернаков – Леонид. И так как Ардовы были все же практичнее Пастернаков, то у них в доме имелись весы для взвешивания младенцев. Очень часто Пастернак заходил к ним, чтобы взаимообразно позаимствовать весы. И однажды Виктор Ефимович решил воспользоваться такой ситуацией и отдал Борису Пастернаку свои скетчи. В следующий раз он не удержался и спросил: «Ну, как вам мое творчество?». На что Пастернак ответил: «Наверное, Виктор, вы могли бы навязать себя своей эпохе немного больше». После этой истории в зале загудели голоса, и началась дискуссия о том, хорошо ли навязывать себя своей эпохе. К слову, Рейн ничего не имеет против такого «добровольного» навязывания: «Это хорошо. Это забота о своей репутации и своем творчестве».


Евгений Борисович во время конференции часто заводил разговор о взаимоотношениях со своими друзьями – литераторами. Когда речь зашла о Сергее Довлатове, Рейн сказал: «…мое отношение к Довлатову переменчиво: он выдающийся писатель и в тоже время полная посредственность. Переменчивость естественна, но Довлатов обладает огромным культом, а я против культа, даже Бродского». Рейн вспомнил одну фразу Сергея Донатовича: «Я не Горький, не Бунин, я – половина Куприна». Евгений Борисович посвятил своему близкому другу книги: «Мне скучно без Довлатова» и «Заметки марафонца». Эти книги – потребность договорить, дописать, вспомнить друга.

В конце, уже вечером, поэт читал свои стихи и отвечал на вопросы студентов.
На один из вопросов («как вы познакомились с Борисом Слуцким?»), Рейн ответил еще одной историей: «…я учился в ленинградской Техноложке, готовил к сдаче один проект. Тут мне по внутреннему телефону звонит заведующий кафедрой и просит срочно подойти к нему в другой корпус. А завкафедрой у нас был Никита Алексеевич Толстой, сын писателя Алексея Толстого. Была зима, а расстояние между корпусами немаленькое – где-то с полкилометра. Ну, я без пальто и побежал к нему. Прибегаю, спрашиваю, в чем, собственно, проблема. На что мне заведующий кафедрой отвечает: «Да вот, стоят там, у дверей, два типа. Говорят, пришли лекции студентам читать, но я им не верю, они же на аферистов похожи!» Я посмотрел их документы и путевку – Борис Слуцкий и Евгений Евтушенко».

«Моя жизнь – литературный марафонский бег», – сделал вывод Евгений Борисович Рейн. Действительно, марафонский забег на неизмеримую дистанцию. Человек – эпоха. Человек – история. Этот марафонец заслужил свои бесценные награды и передает эстафету новым марафонцам, которые с таким же трудом и рвением будут навязывать свой голос эпохе.

Фото – Надежды Рейн

Мария Гомонова, Валерия Данилова



ВКонтакт Facebook Google Plus Одноклассники Twitter Livejournal Liveinternet Mail.Ru