РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ


Мероприятия, события, объявления


03.03.2014

Доклад С.С. Шаулова "Н. Н. Страхов: провокации непонимания как жизненная стратегия"

Мероприятие состоится по адресу: РГГУ, ул. Чаянова, 15, ауд. 157. Начало в 16.00


Российский Государственный Гуманитарный Университет

Институт высших гуманитарных исследований им. Е.М. Мелетинского

 

12 марта в 16.00

Ауд. 157

 

Шаулов.png

Доклад С.С. Шаулова

"Н. Н. Страхов: провокации непонимания как жизненная стратегия"

Николай Страхов — одна из самых странных фигур в истории русской мысли. Единственный русский критик, на протяжении десятко в лет близкий одновременно и Л.Н. Толстому и Ф.М. Достоевскому, он ухитрился так разделить сферы своих знакомств, что не только не оставил никаких критических сопоставлений, но даже и не сумел познакомить их между собой (точнее, сумел не познакомить). «Толстоевский» сюжет в жизни Страхова заканчивается печально знаменитым письмом Льву Толстому от 28 ноября 1883 года со страховской версией клеветы о «ставрогинском грехе» Достоевского.

Нет нужды повторять обстоятельную историческую и биографическую критику этого письма. Но в то же время бессмысленно и нам сейчас обрушиваться на Страхова с обвинениями в предательстве и клевете. С точки зрения истории культуры интересны тут два вопроса: зачем это было сделано и какое значение это приобрело в дальнейшем. Иными словами, наша задача — анализ этого письма как важной части стратегии жизнестроительства Страхова и как одного из факторов, определяющих историю его восприятия в русской культуре. С этой точки зрения, нам очевидно, что это письмо (как и ряд других, менее скандальных действий Страхова) было попыткой «выключить» себя из контекста

Стремление к установлению границ между своим духовным миром и любыми контекстами эпохи заметно и в философском творчестве Страхова. Воспитанный на немецком рационализме, главным делом своей жизни в философии он сделал критику этого рационализма. Оригинальный мыслитель, которого признавали своим учителем и университетские профессора (Э.Л. Радлов, например), и свободно философствующие литераторы вроде В.В. Розанова, он тем не менее парадоксальным образом выпал из истории нашей философии почти на сто лет. Причины этого следует опять же искать в его собственных активных действиях.

Схожим образом мы анализируем и карьеру Страхова в политической публицистике, «пиком» которой стала статья «Роковой вопрос», посвященная польскому восстанию 1862 года и послужившая причиной закрытия журнала братьев Достоевских «Время».В ней, как и в случае с его художественным творчеством, мы видим попытки завуалированного «бунта» против культурно-политического контекста эпохи.

Последовательно описав логику самореализации Страхова в литературной жизни, в философском, публицистическом и художественном творчестве, мы во всех этих сферах находим один алгоритм: в крупнейших идеологических и интеллектуальных коллизиях эпохи позиция Страхова не совпадает ни с чьей, однако он всегда скрывает ее «отдельность». В главных вопросах он либо молчит, либо маскирует свою мысль, либо провоцирует скандал.

В финальной части доклада мы делаем ряд предположений о том, как могла сформироваться подобная жизненная стратегия, пробуем описать ее историко-культурную (как типического явления в определенной части русской интеллигенцииXIX века)и биографическую (в конкретном случае Страхова) эволюцию.Мы также высказываем ряд предположений о дальнейшей жизни этой «жизнестроительной традиции» в русской культуре.